– Ну-ну, – успокаивала она жену виконта Дреймонда. – Завтра утром все это покажется вам просто дурным сном.
– Если мы доживем до завтра, – подала голос Молли, ставя на стол поднос с чайником и чашками. – Если хотите знать мое мнение, то им здорово повезло, что остались живы.
Виконтесса испустила протяжный стон и с преувеличенным вздохом в изнеможении откинулась на спинку стула.
– Черт, – выругалась Гертруда и бросила на Молли уничтожающий взгляд.
– Принеси мне приправу к салату, и побыстрее, – сказала она служанке и добавила уже тише, обращаясь к Марии: – Наверное, мне не нужно было впускать их. Я больше не в силах выносить этот кошачий концерт. Да и повару не понравится, если уничтожат все его запасы. Судя по этим двоим, скоро в доме не останется ни крошки.
– Было бы жестоко и не по-христиански отказать людям в приюте, – сказала Мария.
– Я не говорю «отказать», милая. Скорее, я имею в виду «обезопасить» их.
Вернулась Молли с дымящейся кастрюлькой.
– Все это может быть ловким трюком, – заявила она. – Обман, чтобы проникнуть в дом…
– Точно, только тогда я переодетый король Георг, – ответила Гертруда, закатив глаза, и добавила, обращаясь к Марии: – Я приготовлю комнату для леди, а потом посмотрю, как там кучер. Ты позаботишься о дочерях?
Мария кивнула. Виконтесса Дреймонд поднялась со стула и вышла из комнаты. Заспанные слуги переводили взгляд с Марии на Шарлотту и Флоренс, которые, набив сладостями рты, болтали друг с другом и презрительно посматривали на Марию.
– Может быть, леди пройдут в свою спальню? – спросила Мария. – Принимая во внимание случившееся несчастье, я могу предположить, что ваши милости устали и нуждаются в отдыхе.
Флоренс положила за щеку обсыпанный сахаром миндальный орешек и надула свои пухлые губы, на которых поблескивали кристаллики сахара. После некоторого размышления она повернулась к Шарлотте.
– Как ты думаешь, кто она такая?
– Судя по одежде, не очень важная особа, – ответила Флоренс, представлявшая собой уменьшенную копию сестры, но не менее напыщенную. – Вероятно, горничная. – Они захихикали и стряхнули крошки со своих обтянутых бархатными юбками колен прямо на пол. Затек Флоренс посмотрела свою пустую чашку, стоявшую рядом с горячим чайником.
– Я бы выпила еще чаю. И насыпьте побольше сахара. Поколебавшись, Мария направилась к подносу. Шарлотта потянулась за очередным орехом.
– Подумать только, мы в Торн Роуз. Несколько месяцев назад я бы пришла в ужас, зная, во что превратился его светлость.
Стараясь унять дрожь, Мария насыпала две ложки сахара в чашку Флоренс.
– Потрясающе! – воскликнула Флоренс. – Леди Пенелопа Фарнуорт-Шриверстон рассказывала, что когда она последний раз навещала его светлость, он был совсем не в себе – пытался задушить ее и так громко ругался, что она расплакалась. И вдобавок ко всему он выглядел как эти отвратительные попрошайки на дорогах.
– Часто, – тихо сказала Мария, наливая в чашку молоко из крошечного кувшина, – находится добрая душа, жалеющая бродяг, вынужденных всю жизнь вести животное существование. Я не могу представить, что… совестливый человек бросит у дороги даже голодное животное.
– Полагаю, – сказала Шарлотта, тряхнув каштановыми кудрями, – герцогиня поступила правильно, когда поместила его в этот санаторий. Недели две назад я беседовала с леди Ротблат, и она сказала, что слышала от леди Аделины Глог, а та, в свою очередь, от леди Лили Харткап, что лорд Драбл навещал в Сент-Люке своего знакомого и случайно повстречался с его светлостью. Драбл рассказывал, что они столкнулись лицом к лицу. Салтердон был связан ремнями и завывал, как бешеная собака. Не буду вдаваться в детали, но, уверяю, его рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление. Подумать только, мама вынашивала мысль о нашем браке. Я вся дрожу, когда вспоминаю об этом. Лучше быть похищенной этими ужасными разбойниками, чем провести ночь с таким чудовищем, как Салтердон.
– Полно, сестричка, – Флоренс ободряюще похлопала Шарлотту по пухлой руке. – Теперь уже не о чем беспокоиться. Он далеко отсюда…
– В настоящее время, – перебила ее Мария и вяло улыбнулась, подавая чашку горячего китайского чая, – его светлость совсем не так далеко.
Сестры заморгали.
– Недалеко? – в один голос спросили они.
– Всего лишь наверху, миледи.
– Здесь? – рот Шарлотты приоткрылся.
– В Торн Роуз? – орешек выскользнул из пальцев Флоренс и упал на фарфоровое блюдце, стоявшее у нее на коленях.
– Заперт в своей мрачной берлоге… Полагаю, вы услышите его, когда в доме все затихнет. На вашем месте, – она понизила голос и нахмурилась, – я бы поспешила в свою комнату.
Девушки наклонились вперед. Глаза их были широко распахнуты, рты приоткрыты.
– Что касается меня, – Мария повернулась к двери, – я поручаю вас заботам Гертруды, а сама пойду к себе.
– Подождите! – сестры вскочили, гремя посудой и разбрасывая орехи и крошки пирога. Подхватив юбки, они взялись за руки и поспешили за Марией, о чем-то тихо переговариваясь.
Туман медленно рассеивался.
Свет возник сначала в виде крошечной точки, которая постепенно росла. Все вокруг заполнилось неясными тенями, кружившимися, как в калейдоскопе и превращавшимися в мешанину цветов и звуков.
Нет. Не надо! Там, в темноте и тишине, было лучше. Сон – это спасение. Нет ни боли, ни стыда, ни неконтролируемого гнева. В катакомбах беспамятства нет печальных лиц, вспоминающих о том, каким он был… и каким никогда больше не будет, если верить целой веренице врачей, прошедшей перед ним за последний год.