– Просто я считаю, что тебе стало намного лучше и ты больше не нуждаешься в эмоциональной поддержке. Кроме того, ты никогда не проявлял особого интереса к делам, а позволял мне делать то, что я считаю нужным для твоего благополучия и ради будущего всей семьи. Мне кажется, что мисс Эштон лучше покинуть Торн Роуз.
С этими словами она повернулась к Марии и, кивнув в сторону двери, сказала:
– Я вас больше не задерживаю, милая. Я распоряжусь, чтобы секретарь к полудню подготовил все необходимые бумаги.
Мария не могла сказать, как долго она смотрела в серые глаза герцогини. Чего она ждала? Что старуха каким-то чудесным образом передумает? Что это «вынужденное решение» было всего лишь шуткой?
Или ей нужно броситься перед герцогиней на колени и умолять ее изменить решение? Объяснить, чем вызвана эта ужасная перемена, просить оставить ее в Торн Роуз, потому что она не в силах вынести даже мысли, что больше никогда не увидит ее внука.
Почему он молчит? Скажи же что-нибудь! Сделай что-нибудь!
Неужели она настолько наивна, что неправильно истолковала его чувства к ней? Может быть, нежность в его глазах и улыбке предназначалась лишь только для того, чтобы соблазнить ее?
Наконец Мария заставила себя сделать реверанс и на негнущихся ногах пошла к двери, не решаясь поднять глаза на Салтердона.
Он схватил ее за руку.
Мария закрыла глаза.
– Нет, – сказал Салтердон.
– В чем дело? – спросила герцогиня.
– Мисс Эштон останется в Торн Роуз… пока я сам не уволю ее… Как глава этой семьи я вправе решать, кого и когда принимать на работу.
– Глава семьи…
– Да, моя дорогая бабушка. И об этом вы сами изволили мне напоминать последние двадцать пять лет, – сказал он, задетый тоном старухи, и добавил, обращаясь к Марии: – Садись, молчи и жди.
Он указал на стул в дальнем углу комнаты.
– Ваша светлость, – настойчиво зашептала девушка, – я не хочу быть причиной ссоры между вами.
– Садись, – твердо повторил он, не отрывая взгляда от герцогини.
Мария добрела до стула и опустилась на него, спрятав кулаки в складках поношенной юбки. Она почувствовала, что близка к обмороку, и подумала, что, наверное, это последствия болезни.
Герцогиня выпрямилась в кресле и пристально смотрела на Салтердона. Ее обычно бледные щеки порозовели От волнения, а тонкие унизанные перстнями пальцы крепко сжимали подлокотники кресла. В этот момент Мария поняла, что, несмотря на то, что герцогиня до самой смерти будет распоряжаться богатствами семьи, власть принадлежит Салтердону. Казалось, воздух между ними звенит от столкновения двух сильных характеров.
Поджав губы, герцогиня сказала напряженным голосом:
– Я привыкла ссориться с Клейтоном, но не готова спорить с вашей светлостью. Простите, если я выгляжу немного… ошеломленной. Очевидно, я недооценила вашу зависимость от мисс Эштон.
– Очевидно.
В комнате опять повисла тишина, и напряженная атмосфера сделалась еще более ощутимой.
Наконец герцогиня сделала глубокий вдох, постучала пальцами по ручке кресла и вскинула голову.
– В таком случае я бы попросила вашу светлость, чтобы мы обсудили семейные дела без посторонних.
– Мисс Эштон была со мной в самые интимные моменты моей жизни. Поэтому мне трудно представить, что такого вы можете сказать, что не предназначено для ее ушей.
– Возможно, вы правы, – герцогиня вскинула бровь, улыбнулась уголком рта и сказала с преувеличенной покорностью. – Конечно, вы правы. Поскольку мисс Эштон остается в Торн Роуз, мы должны максимально использовать ее способности. Вчера вечером мне в голову пришла мысль, что поскольку ваше психическое и эмоциональное состояние значительно улучшились, то вы, как глава семьи, захотите поразмыслить о ваших обязательствах по отношению к леди Дансуорт.
Леди Дансуорт.
Мария перевела взгляд на портрет мальчика с собакой, висевший на противоположной стене. Ей стало жарко.
Как она могла забыть о леди Дансуорт?
– Вы еще не в курсе, мисс Эштон, – сказала герцогиня. – Несчастье с моим внуком случилось за неделю до свадьбы с леди Лаурой Дансуорт, молодой женщиной из знатной семьи. В качестве свадебного подарка он должен был получить половину моего состояния – достаточно, чтобы обеспечить его на всю оставшуюся жизнь. Еще четверть перешла бы к нему после рождения первого сына.
– Естественно, трагическое происшествие заставило отложить все наши планы. Весь год молодая леди, верная обещанию выйти замуж за его светлость, терпеливо и преданно ждала его выздоровления. Она чрезвычайно красива. И благородна. Она, как никто другой, достойна титула герцогини. Насколько я помню, его светлость очень любил ее.
Переведя взгляд на внука, она добавила:
– Я уверена, что его светлость одобрит мои действия. Я написала лорду Дансуорту и сообщила о произошедших благоприятных изменениях.
Она взяла со столика конверт, повертела в руке и сказала:
– Они приедут послезавтра.
Мария заперла за собой дверь и легла в постель. Остаток дня она смотрела на изображение святого Петра и думала о том, что такой ужасный поворот событий. Божья кара за ее тщеславную веру в то, что она для герцога не просто прислуга.
Время от времени кто-то подходил к ее двери и негромко стучал.
После наступления темноты она выскользнула из комнаты, пробралась по темному коридору и вышла из дому.
Ночь была холодной и темной. Влажный туман забирался в складки ее поношенной одежды, пробирая до костей. Она побежала к конюшне. Лошади устроились на ночь, конюхи давно отправились спать. Мария долго сидела на краешке перевернутой корзины, обхватив себя руками и чувствуя, как немеют от холода пальцы ног. Лошади ворочались на соломе и протяжно вздыхали.