Симфония любви - Страница 35

«Сжать – отпустить. Сжать – отпустить».

Да, у него получается.

«Сжать – отпустить».

Немного сильнее. Теперь мягче, не так грубо, еще нежнее, как будто это женская грудь. Да, да. Он закрыл глаза и представил себе… вспомнил, как колыхалась ее грудь под потертыми кружевами старенькой сорочки.

Подняв голову, он оглянулся в поисках своей сиделки. Она исчезла.

Глава 8

Сладкий запах сена и зерна окутал Марию, когда она вошла в конюшню. Она направлялась в дом переодеться и сказать Гертруде, что Бейсинсток вместе с леди Дреймонд уезжают в Лондон примерно через час. Бейсинсток осторожно катил кресло брата по вымощенному кирпичом проходу между вычищенными стойлами. Салтердон молчал и смотрел прямо перед собой.

При приближении герцога конюхи отрывались от уборки навоза и чистки лошадей и снимали шляпы.

– Как хорошо, что вы вернулись, – мягко сказал молодой парень с соломенными волосами.

– Да, – подхватил другой. – Без вас тут все не так.

В этот момент распахнулись створки ворот, и в проходе появился всадник, который так ловко гарцевал на арене. Разгоряченное тело жеребца было окутано облаком пара, блестящая шкура гнедого искрилась инеем. Его мощная шея была красиво изогнута, полированные копыта высекали искры. Всадник едва сдерживал животное, направляя его к Салтердону.

У Марии перехватило дыхание, когда вокруг нее лошади в стойлах зашевелились и подняли головы, громким ржанием приветствуя приближающегося жеребца. Да, подумала она, это действительно экзотические неземные существа, с закругленными мордами и блестящими карими глазами, в которых светился почти человеческий ум.

Всадник остановил Аристократа всего в нескольких футах от братьев, и на лице герцога мелькнула улыбка, слишком дружеская, чтобы предназначаться обычному конюху. Наездник снял шляпу и тряхнул густыми выгоревшими на солнце светлыми волосами.

– Вы чертовски правы, ваша светлость, что навестили нас. А то я уже начал думать, что вы утратили интерес к лошадям. Аристократ все время спрашивал о вас. Правда, малыш? – добавил он, похлопав по влажной от пота шее жеребца.

Легко спрыгнув на землю, он протянул руку Салтердону.

Герцог смотрел прямо перед собой, отказываясь замечать этого дружески настроенного и очень красивого молодого человека.

– Не обращай внимания, – сказал Бейсинсток. – Он упрям как осел.

– Я рад, что кое-что осталось прежним, – ответил мужчина и откровенно подмигнул Марии.

Она покраснела и с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться.

– Кто эта симпатичная девушка? – спросил он с кривой усмешкой, от которой Мария покраснела еще больше.

– Сиделка коего брата. Мисс Эштон, вы удостоились чести быть представленной лорду Лансдоуну, лучшему другу моего брата. Неисправимому шалопаю и превосходному наезднику. Во всей Англии не найдется человека, так ловко сидящего на лошади. Он время от времени приезжает сюда и следит, чтобы за лошадьми Трея ухаживали должным образом. Кстати, только между нами, – добавил Бейсинсток, понизив голос, – он имеет привычку хвастаться.

С кривой усмешкой Лансдоун склонился к руке Марии, Бросив взгляд на Салтердона, он сказал:

– Ваша бабушка умеет выбирать сиделок. Это, вероятно, и объясняет визит герцога на конюшни. Хорошенькое личико всегда поднимало его настроение.

Он опять подмигнул Марии.

Вырвав руку и с трудом сдерживая смех, клокотавший у нее в горле, подобно весеннему ручью, она ответила:

– Вы слишком невинны, милорд, чтобы быть опасным.

– Невинен? Бог мой, кажется, я чего-то не понимаю. Хорошенькие девушки когда-то называли меня безнравственным.

– Я недостаточно знаю вас, чтобы называть безнравственным.

– Правда? – он сдвинул брови. – А хотели бы? Бейсинсток похлопал Лансдоуна по плечу и покачал головой.

– Она слишком невинна для таких, как ты. Кpoме того, я слышал, что ты начал новую жизнь. Отказался от дешевого джина и дал обет безбрачия.

Лансдоун закашлялся и, демонстративно схватившись за грудь, покачнулся. Мария прыснула в платок.

– Отказаться от дешевого джина? Никогда! Конюхи обменялись улыбками и возобновили свои занятия. Некоторые таскали ведра теплого пойла из отрубей, от которых поднимались клубы пара, другие, вооружившись вилами, переходили от стойла к стойлу и наполняли навозом тачки. Наконец непринужденная атмосфера сменилась грустью. Лорд Лансдоун опустился на одно колено возле Салтердона, который продолжал смотреть прямо перед собой, отказываясь узнавать друга и лошадь, стоявшую неподвижно со свисающей прямо на его колени уздечкой.

– Ваша светлость, – тихо и ласково произнес он. – Видите, Аристократ помнит вас. Он спрашивал меня утром, перед самой нашей прогулкой, когда вы снова сядете на него. Похоже, у меня нет с ним такого контакта, как у вас. Старина работает у меня только вполсилы.

Он вытащил из кармана маленькое яблоко, вложил его в руку герцога и взглянул на Марию.

– Видите, мисс Эштон, моя преданность его светлости безгранична. Я обязан Трею жизнью. Именно я должен был находиться в этом кресле… или, скорее, в могиле. Я был одним из четверых сопровождающих герцога в ту роковую ночь. Мы весь день провели на скачках, а когда возвращались домой, то подверглись нападению бандитов. Я вел себя глупо и самоуверенно. Когда я попытался вступить в схватку с одним из бандитов, несколько негодяев набросились на меня и стали избивать прикладами ружей. Салтердон ринулся на мою защиту, и они переключились на него.

Лицо лорда Лансдоуна пылало, голос срывался. Он накрыл руку Салтердона своей и крепко сжал.